Колония ИК-14 от бывшей зэчки этой колонии. И почему Толоконникова чужая среди
bulochnikov — 06.10.2013 Теги: Хасис ТолоконниковаСуть нашумевшего письма Толоконниковой о происходящем в ИК-14 никто толком не опровергает. Можете ли вы, как бывшая заключенная колонии, сказать, что в этом письме правда, а что — нет? Вот прямо по пунктам: количество рабочих часов, отсутствие выходных, наказания в виде стояния на плацу без возможности сходить в туалет и попить воды, случаи насилия, и так далее.
Осужденные действительно работают с 7:30 утра до 0:30 ночи, с перерывом на обед и ужин. Воскресенья — рабочие, из этого следует, что выходных вообще нет. Вот распорядок дня: в 6 утра подъем (по факту в 05:50), с 06:05 до 06:20 — зарядка. После этого все бегут убирать постели, умываться, если успевают — пьют чай. В 7:10 все отряды стоят на разводной линии. В 11:00 проверка. С 12:00 до 13:30 заключенных побригадно выводят в столовую на обед. Это совершенно не означает, что он идет полтора часа — каждой бригаде дается на трапезу примерно 15 минут. После осужденные шьют до 16:00. В 16:00 развод с работы, осужденные выходят с промзоны в жилзону, проходят по разводной линии и возвращаются на «промку». В 17:00 проверка. В 20:00 — ужин. После ужина осужденные шьют до 00:30. В отряды они приходят где-то к часу ночи. И так семь дней в неделю. Если все-таки воскресенье не рабочий день, тогда отбой в субботу в 23:00 и распорядок следующего дня таков: в 07:00 подъем, завтрак, в 10:00 обязательное мероприятие либо на плацу, либо в клубе (художественная самодеятельность, спартакиада), длится оно один час. В 11:00 проверка. В 11:30 все идут по отрядам, сидят на стульчиках в секциях и слушают радиоэфир (лекции, в основном, на тему правил внутреннего распорядка). Длится это полчаса, до 12:00. После 12:00 начинаются обеды. С 15:00 до 16:45 тематические и литературные часы, осужденные сидят на стульчиках в «помещении воспитательной работы» и слушают письменно утвержденные начальником отряда рассказы, стихи и т. д. В 17:00 проверка. После этого немного личного времени, которое, в основном, уходит на хозяйственные работы. В 22:00 отбой. По поводу непосредственно работы: зеки шьют в таком режиме на старых швейных машинках.
Когда себя плохо чувствуешь — идешь в санитарную часть, выпиваешь таблетку, и обратно на «промку». Но надо сказать, что когда я сидела в колонии, то болеть никому, кроме Толоконниковой, было нельзя: бригада будет из-за тебя отставать, а такое недопустимо. При этом Толоконниковой, когда она была трудоустроена на швейное производство, по распоряжению начальника колонии был выделен новый «мотор» (швейная машинка), а люди, которые сидят по десять лет, вынуждены были выполнять норму выработки на старых, практически не подлежащих ремонту. Если бы «моторы» поменяли не только Наде, а всем — производительность труда выросла бы, а число конфликтов уменьшилось. И она могла поднять эту тему: мол, всем не выделили новые швейные машинки, а мне выделили, из-за старых «моторов» вся бригада еле вкладывается в установленные нормативы — меняйте всем. И поменяли бы. Но она этого не сделала. Или, к примеру, в отрядах отсутствует горячая вода. Надя могла бы давить именно на эту тему и, возможно, закупили бы во все отряды мощные водогрейные котлы.
А для чего им кого-то стравливать с Надей? Администрация больше всех заинтересована в том, чтобы не было никаких скандалов, чтобы Толоконникова молчала. Конечно, другим женщинам досадно, что такое особое отношение к Наде со стороны начальства. Но в вину ей это никто ее не ставил.
У обычных, скажем так, заключенных ничего бы в подобной борьбе не получилось — ведь ими и их проблемами не заинтересованы СМИ и московские правозащитники. А у Толоконниковой есть такая возможность. Конечно, она никому ничего не должна, но и ее поддерживать тоже никто не должен. Вот Алехина, допустим, сразу попыталась вписаться за общественные интересы — подняла с порога проблему тонких зимних платков, а Толоконникова год молчала. Поэтому доверия к ней нет.
Об этом Толоконникова написала правду. Все делается руками осужденных с указания сотрудников. Если бьют кого-то, то администрация об этом знает, но не останавливает, потому что ей нужно, чтобы зеки беспрекословно слушались. Этим, в основном, занимаются бригадиры (старшие ручницы) и старшины (дневальные отрядов). Наказывают именно они: закрывают туалет, комнату гигиены, чайхану (кухню), заставляют стоять в любую погоду на «локалке» (локальный участок отряда), выставляют на плац — бывает, до отбоя — и в жару, и в холод. Кстати, в колонии нет горячей воды, она есть только в бане, куда раз в неделю ты имеешь право сходить с отрядом. Есть еще «комната гигиены», но в колонии почти тысяча человек и всем туда нереально попасть. И еще хочу отметить, что передвижения по колонии без сопровождения сотрудников администрации запрещены, они должны отвести и привести тебя с «гигиены», из общественного туалета, бани. Как вы думаете, они это делают? Нет. Так что туда попасть практически нереально. Получается, мыться, стираться в отрядах — запрещено. За то, что ты захочешь помыться или постираться, на тебя пишут рапорт (акт о нарушении) и ты можешь оказаться в ШИЗО. Сушить вещи в отряде тоже запрещено — можно только в «локалке», на улице. Сейчас, насколько мне известно, в каждом отряде поставили водонагреватели, но до них не допускают — они исключительно для комиссий. Как и душевые кабинки в некоторых отрядах — тоже для комиссий. Невооруженным взглядом видно, что ими ни разу не пользовались. На них нереально найти хоть каплю воды, это чистая показуха. Наконец, осужденные днем ходят в общественный туалет на улицу (он находится в 10 метрах от пекарни). А когда канализация забивается, то те, которых наказала дневальная отряда, сами вычерпывают отходы жизнедеятельности.
На «промке» есть актив (бригадиры, официально они называются «старшие ручницы»), которые следят за нормой выработки, и применяют физическую силу, если не успеваешь. Вообще, за нормой выработки должны следить контролеры из числа сотрудников, но они дают волю осужденным заниматься рукоприкладством.
Бывает, что избивают осужденных не только руками, но и предметами вроде палок. Сопротивляться бесполезно, потому что у «ручниц» есть подружки, которые в случае чего поддержат их в физическом смысле, и против тебя будет группа в 5-6 человек. Иногда избивали так, что до санитарной части доходило, но администрация все заминала. Я не была на соседней женской ИК-2 в Явасе, но те, кто приезжал оттуда, говорили, что у нас еще попроще. Там вообще смертность большая, людей закрывают на «промке» и они по несколько дней оттуда не выходят.
Дневальная 3-го отряда Княгинина Людмила, ее сестра — бригадир 3-го отряда Княгинина Екатерина, дневальная 1-го отряда Волошина Марина (она выступала недавно в программе «Прямой эфир» по каналу «Россия-1», освободилась несколько дней назад по УДО и нахваливала в передаче колонию), бывший бригадир 6-го отряда Медянцева Наталья... А вот имена сотрудников я оглашать не буду, так как доказать это нереально, а они меня еще обвинят в клевете, с них станется.
Понимаете, когда Надежда приехала в колонию, то для нее администрацией были созданы все условия. Ее поселили в единственный из всей колонии отряд, в котором есть сушилка. На промзоне ей выделили новый «мотор». Когда у нее болела голова, она шла в санчасть, и ей единственной из всей колонии давали освобождение. Остальные люди ходили на работу даже при болезни с температурой 39 градусов. С нее буквально сдували пылинки. Если Надя говорила, что ей в отряде холодно — прибегали сразу медики и измеряли температуру помещения. Она год молчала, потому что ей было очень комфортно. Ей не давали конкретную норму выработки, как другим, в связи с ее постоянным отсутствием на свиданиях, видеопереговорах и т. д. Физически ее никогда не трогали, она медийная личность, ей даже слова плохого не говорили — дороже выйдет. Конечно, все чувствовали неравенство, и в принципе из-за этого с ней никто не дружил. Если бы она изначально, приехав в колонию, видя все как есть, начала бороться за всех — ее бы поддержали многие. Надо было все делать по-другому, а не как она теперь. С ее возможностями, если бы она оглашала бытовые проблемы, то возможно, условия в колонии изменились бы к лучшему. Кстати, я не знаю ни одного случая, чтобы в так называемое «безопасное место» осужденной приносили обогреватель и т. д. Толоконниковой — приносили. А в это время остальные осужденные не могли зайти ни на кухню, ни в туалет, они просто после работы сидели на стульчиках до отбоя, потому что все кровати должны быть застелены идеально, отутюжены. В каждой секции отрядов (там, где спальные места) установлены видеокамеры, и если ты присядешь на кровать, на тебя сразу же будет написан акт о нарушении, в нем будет указано, что ты в неположенное распорядком дня время находилась на спальном месте, что расшифровывается, как «СПАЛА». Естественно, Надю почти никто не поддержал, потому что изначально она весь год жила только ради себя. И большинство, как мне кажется, понимают, что на данный момент — это чистой воды ее личный пиар.
Насчет боязни — я не могу за всех говорить, у каждого что-то свое. Я, например в 2010-м году, когда были масштабные лесные пожары, паниковала по поводу того, что в случае чего задохнусь и умру в колонии. Но, конечно, в женской тюрьме никто никогда не возмущается прежде всего потому, что это женщины, они в большинстве своем слабовольны, и в колонии все решает только администрация. А от проверок толку нет — только шороху много. При мне было очень много проверок: и прокурорских, и правозащитных, и корреспонденты приезжали, но никто никогда не выявлял значительных нарушений. Вся колония заранее знает о предстоящих приездах, потому что жена начальника ИК Кулагина — заместитель начальника УФСИН РФ по республике Мордовия. Естественно, к приезду очередной комиссии все в колонии идеально.
Начнем с того, что Ксений Иващенко две. Ксения Александровна работает пекарем, она с 9-го отряда, состоит на «облегченке», ее никто никогда не обижал. Ксения Владимировна — она была и в ШИЗО, и «матрешкой» (так мы называем осужденных, которые работают в художественной мастерской — им привозят болванки под матрешки, и они разрисовывают их на продажу). Очень творческая личность, но сама себе на уме. Сейчас она работает на «швейке», но в то же время постоянно делает какие-то поделки. Ее, кажется, несколько раз били в отряде, так что жаловалась, скорее всего, она. Таракина содержится в строгих условиях содержания — к нам она приехала из другой колонии, где уже была признана злостным нарушителем, не знаю за что. С Балашовой я не знакома — наверное, какая-то новенькая. Жалобщиков администрация, конечно, не любит и вот их действительно надо теперь переводить в другую колонию, потому что с ними могут расправиться, и никто об этом не узнает — ведь за ними не следят все СМИ мира. Даже если физически не расправятся, то рапортами и взысканиями задавят. Найдут причину и повод, но жизни не дадут. Надеюсь, профессор Шаблинский про них теперь не забудет.
При мне — никогда и никто. Вообще, сотрудники обычно силами своих дневальных действуют на осужденных, но никак не своими. Но Толоконникову никто из осужденных никогда не трогал и не тронул бы ни за что.
Спирчина — бригадир, Ладина — дневальная Надиного отряда, Розенраух — библиотекарь, Хасис просто шьет на «промке», как и все, еще помогает в церкви.
Подозревать-то можно, но Толоконникову бы она никогда не тронула, потому что от Нади потом проблем не оберешься. Все ее обходят стороной.
Дневальная — это осужденная, которая смотрит за порядком в отряде, командует осужденными, чтобы они за собой убирали и не свинячили. Почти все дневальные в той или иной степени рукоприкладствуют, потому что контингент бывает всякий, некоторые и на воле за собой не следили и не убирали, и приводит в чувства таких порой только пинок. Но Толоконникову и она никогда бы не тронула — наоборот, именно Ладина больше других опекала Надю на первых порах, после ее приезда в учреждение, ограждая ее от косых взглядов других осужденных.
Хасис поначалу пыталась общаться с Надей в библиотеке и на иных мероприятиях. Они нормально контактировали, но не дружили. Я думаю, что Надя, возможно, надеялась на поддержку Хасис в этом ее пиаре, а Женя, как здравомыслящий человек, не поддержала, потому что понимает, что никаких положительных результатов этот скандал не даст, вот Надя и обозлилась. Плюс скрытая идеологическая неприязнь. Хотя, возможно, и наоборот — для Хасис Надей заранее была отведена роль «злого гения», который в угоду администрации притесняет ее, непримиримую... По поводу Розенраух: я вообще не понимаю, как на эту женщину, которой 57 лет, которая очень спокойная и никогда, даже в силу своего возраста, не смогла бы угрожать Толоконниковой расправой, Надя смогла написать заявление. Единственное, что я могу сказать — Розенраух общается с Хасис, поскольку Женя много читает и часто бывает в библиотеке. Возможно, Надя, видя их дружбу, решила просто написать на обеих...
Обвиняют ее напрасно. Хасис просто видит всю ситуацию с Надей изнутри, и понимает, что это личный пиар Толоконниковой. Насчет ее гипотетического УДО: Женя — человек, который любит говорить правду в глаза. Когда она только приехала в колонию, у нее сразу из-за этого начались проблемы с администрацией, она получила несколько выговоров и водворение в ШИЗО. В Мордовии с такими нарушениями практически нереально освободиться по УДО. Просто у Жени своя точка зрения на эту ситуацию с Толоконниковой, и она, на мой взгляд, верно говорит, что у Нади никогда не было поддержки со стороны осужденных, она не пользовалась авторитетом, чтобы за ней бы народ встал. А интервью Женя дает потому, что она не боится камер, ее готовы слушать, потому что она тоже небезызвестная личность.
Да, я вышла по УДО, но недавно в судебном порядке добилась оправдания по второму эпизоду моего обвинения, и теперь срока УДО у меня уже нет — я освобождена подчистую. Более того, я собираюсь добиваться полного оправдания по моему делу, так как оно было сфабриковано. По поводу контакта с представителями тюремной власти скажу следующее: недавно, в сентябре месяце, я поехала в ИК-14, хотела попасть на свидание к подруге. Приехав туда, я отдала документы с заявлением на свидание. Но тут прибежала сотрудница и сказала, что мне его не подписывают — вместо этого меня вызывает в оперативную часть замначальника колонии господин Куприянов Юрий Владимирович. В итоге, когда я пришла в оперчасть, там был он, начальник оперотдела Жаткина Светлана Ивановна и оперативный сотрудник Травкина Наталья Николаевна. Они меня спрашивали, почему я в интервью «Особой букве» про колонию гадостей наговорила. На что я ответила, что рассказала чистую правду. Разговора у нас не вышло, и я, естественно, с подругой не увиделась. Я — единственная бывшая осужденная этой колонии, которую не пустили на краткосрочное свидание в учреждение. О каком сотрудничестве может идти речь?
|
</> |