Кросспост - ВАЖНО.
konst_arbenin — 26.09.2010 Теги: Парфенов ЛунгинСкопировано у karabasych
Это, конечно – не революция, но однажды кому-то нужно публично произнести то, что не могут себе позволить остальные. И перевести ситуацию из разряда разговоров в плоскость действия.
Олег Дорман
отказался от ТЭФИ. Он пояснил свой отказ:
«Уважаемые коллеги, когда Академия предложила нам выставить фильм
«Подстрочник» для участия в соревновании, мы отказались.
Мы не хотели получать премию ТЭФИ и не хотели объяснять, почему.
Тем не менее, премия присуждена. Я не могу ее принять, и вынужден
объяснить причины публично.
Но сначала я хочу сказать спасибо двум людям, без которых
«Подстрочник» никогда бы не попал в руки телевизионным
руководителям. Это Григорий Чхартишвили и Леонид Парфенов.
Я хочу также выразить благодарность — понимая решительность
их поступка — Олегу Добродееву и Сергею Шумакову, пустившим фильм в
эфир.
Я хочу еще, пользуясь уникальным случаем, от всего сердца
поблагодарить российскую публику, в которой никогда и не
сомневался. Я горжусь, что за «Подстрочник» голосовали мастера,
которых я почитаю. Очень надеюсь, что все они поймут
меня.
Среди членов Академии, ее жюри, учредителей и так далее — люди,
из-за которых наш фильм одиннадцать лет не мог попасть к зрителям.
Люди, которые презирают публику и которые сделали телевидение
главным фактором нравственной и общественной катастрофы,
произошедшей за десять последних лет.
Кто-то сеет и печет для нас хлеб, кто-то проводит жизнь в шахте, в
море, или на военной службе, или в торговом ларьке. На людях
образованных, думающих, лежит ответственность перед теми, кто не
столь образован и не посвятил себя духовной деятельности. Получив в
руки величайшую власть, какой, увы, обладает у нас телевидение, его
руководители, редакторы, продюсеры, журналисты не смеют делать
зрителей хуже. Они не имеют права развращать, превращать нас в
сброд, в злую, алчную, пошлую толпу. У них нет права давать награды
«Подстрочнику». Успех Лилианны Зиновьевны Лунгиной им не
принадлежит».
"Подстрочник" в самиздате
Российская газета: Олег, по одним данным вы работали над фильмом "Подстрочник" 10 лет, по другим – одиннадцать
Дорман: Одиннадцать лет делали фильм, и еще год он пролежал готовый.
РГ: А как пришла идея его сделать?
Дорман: Я знал Лилианну Зиновьевну
Лунгину, как и все другие, со своих пяти или шести лет, когда
прочитал Карлсона. Для меня и моих друзей-ровесников книга Астрид
Линдгрен в переводе Лунгиной стала одной из решающих в жизни.
Потому что мир, который там описан - это мир, где хочется жить.
Другое дело, что когда мы повзрослели, то поняли, что Астрид
Линдгрен описывала совсем не Швецию, а мир своей собственной души.
Но все равно это определило какие-то понятия о том, что хорошо и
весело, а что - нет. И, когда эту книгу читаешь в шесть лет -
это совсем другое, чем когда потом перечитываешь.
Уже во во ВГИКе моим преподавателем драматургии был Семен Лунгин - соавтор "Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен", "Агонии", "Жил певчий дрозд" , автор "Розыгрыша" и так далее. Он меня и познакомил со своей женой, и постепенно мы подружились. Это для меня была большая честь. Я сказал "постепенно", потому что ей не очень-то нравилось, что к ним домой приходили студенты, которые отвлекали мужа от работы. Но, тем не менее, мы стали друзьями. И как-то раз я ее попросил рассказать о своей жизни. И она рассказала. Это было потрясающе! И мы с Семеном Львовичем говорили о том, какой можно было бы о такой жизни сделать художественный фильм. Но, во-первых, никто бы никогда не дал деньги на такую дорогую работу. Во-вторых, никто бы не дал их мне - я был совсем начинающий режиссер.
Но позже я подумал, что фильм можно сделать документальный. В ответ на мою идею Лилианна Зиновьевна вначале очень удивилась, смутилась и сказала: "Нет". Прошли годы. И Семена Львовича не стало. Для нее почти кончилась жизнь. Она, кстати сказать, и прожила без него только два года. И вдруг она сама вернулась к тому разговору о фильме. Сказала: "А что если попробовать?". И я позвонил Вадиму Ивановичу Юсову, с которым мы до этого делали картину. Сказал, что у меня есть такая-то идея, я записал ее, почитайте, пожалуйста. Мол, мне, с одной стороны, очень неловко вам предлагать это, потому что денег нет никаких. А с другой стороны, как же мне вам это не предложить, когда мне кажется это таким существенным. Он прочитал и с ходу сказал: "Когда снимаем?" Знакомые киношники дали нам камеру "Бетакам" - на одну съемку две камеры, а потом все дни у нас была только одна. И Вадим Иванович с помощью четырех или пяти осветительных приборов совершил очередное чудо, как ему это свойственно. И мы начали снимать. В течение семи дней с утра и до вечера слушали этот ее устный роман…
РГ: А когда Лилианна Лунгина вам в первый раз рассказывала о своей жизни, сколько это времени заняло?
Дорман: Несколько дней. Она сказала, что раз от тебя не отвязаться, давай приходи к нам к завтраку, и мы будем вместе завтракать и беседовать. И я действительно несколько дней подряд приходил к завтраку, и она мне все это рассказывала. А Семен Львович - они, кстати, прожили вместе 49 лет - как любящий муж, знал ее биографию лучше, чем она сама. Он ее поправлял и говорил, например: нет, Лилечка, варежку ты потеряла не в шесть лет, а в семь...
РГ: А тут целую неделю она уже рассказывала все это на камеру?
Дорман: Да. Были я, Вадим Юсов и еще два человека - звукооператор и осветитель. Они - профессионалы - были так захвачены… Даже ее перебивали, чтобы сказать: "Да, да, у меня было то же самое". Или спросить "А вот вы помните?" И я как-то чувствовал по этой маленькой аудитории, что мы с Лилей не ошиблись.
РГ: После вы поднимали документы, архивы?
Дорман: Конечно. Расскажу одну маленькую историю. Она показательна по своей чудесности. Я приехал в Полтаву в краеведческий музей. Заранее из Москвы сказал, что могло бы понадобиться. Они все приготовили - золотые люди. Но не нашли гимназических фотографий начала ХХ века. А мне хотелось показать, как выглядели гимназисты и гимназистки той эпохи. Они говорят, мол, вы нас извините, дело в том, что в Полтаве были фашисты, и почти все архивы разгромлены и сожжены. Мы подумали, может, вам не так уж это необходимо. Но если нужно, дайте нам полдня и ночь, и мы попробуем поискать.
На следующее утро
я прихожу рано, как договорились. Они выносят мне большую
фотографию - единственную, которая сохранилась. Выпускной класс
1907 года. Я смотрю на него и вижу, что это выпускной класс Лилиной
мамы, там ее снимок и фамилия. Мы просто потеряли дар
речи. А если учесть, что на этой же фотографии была
изображена ее одноклассница, которая потом оказалась в Париже (об
этом идет речь в фильме), и я привез в Париж ее дочке и внучкам и
правнучкам это фото, как тут не поверить в чудо?
РГ: Скажите, фильм так долго снимался именно потому, что вы работали с архивами или просто не складывалось?
Дорман: Никакого отношения к таким трудностям это не имеет. Это не первый мой фильм, и не третий даже, не четвертый. Я точно знаю, что его можно было бы сделать максимум за 8-9 месяцев. Но, поскольку съемки были во многих местах, в том числе за границей… Для бюджета обычного кинофильма это просто чепуха. Но для обычного человека - деньги неподъемные. По этой причине я стал обращаться к телекомпаниям с просьбой посмотреть материал и поучаствовать в создании фильма. Ровно этим я занимался 10 лет. Для короткого рассказа скажу, что ответ был всюду одинаковый: мы посмотрели дома, нам понравилось, но публике это не нужно.
РГ: И после этого канал "Россия" четыре вечера ставит фильм в прайм-тайм!
Дорман: Более того, после того как фильм был готов и пользовался у публики замечательной реакцией, я снова стал обращаться ко всем телеканалам. Везде тот же ответ: это публике не нужно. Фильм стал ходить по рукам, на дисках, самиздатом, и попал к Григорию Шалвовичу Чхартишвили, он же - Борис Акунин. Ему понравилось, он захотел попытаться помочь. И показал картину Леониду Парфенову, который тоже необычайно сильно откликнулся, позвонил мне и сказал добрые слова. Он пошел на канал "Россия" и через некоторое время мне позвонили и сказали, хотят немедленно поставить эту вещь в эфир.