Культура и адюльтер

holmogor — 13.10.2010 — Искусство Есть совершенно несомненный факт - традиционная русская культура (древнерусская, русская народная, русская национальная в течении "русского стиля") является самой недооцененной из всех высоких культур в мире. Недооценена, разумеется, с точки зрения того рейтингования, которое задается Западом с токи зрения своей культуры.

Запад давно ввел специфическую ориенталистскую моду на Восток - на Восток одалисок и мандаринов, - пошлую страшно, но всё же. В ХХ веке всех склоняли перед негритюдом, открыли для себя прелести индейских грибов и величие большого пальца Дон Хуана, мировое признание получили японские школьницы из аниме и обработанные всевозможными фентази кельты. В общем не было, казалось бы, той культурной экзотики, которая не была Западом поднята на щит, всячески внедрена в моду и дизайн и включена в мировой мультикультурный стиль.

За одним единственным исключением - традиционная русская культура. Разрыв между её мировым значением и высочайшим уровнем и полной непризнанностью просто колоссален. При этом, подчеркну еще раз, речь только о традиционной русской культуре. Русская культура как вариант европейской - Толстоевский, Чайковский, Татлин, Шостакович и т.д. пользуется пусть и не самым высоким рейтингом, но в целом весьма и весьма. Никто не будет спорить, что при том, что французская литература является более "трендовой" писательские достижения Толстого несравнимо превосходят Бальзака, Мериме, Флобера и Гюго вместе взятых. Никто даже и спорить не будет.

А вот русской традиционной культуры в этих играх попросту не видно. Более того, чувствуется наличие работы по сознательному снижению её статуса, за счет удара по престижу наиболее известных ее памятников - попытки Мазона дискредитировать слово о полку Игореве, попытки Феннела дискредитировать переписку Грозного с Курбским.

Причина этой недооценки, того, что Куккулин вставляет, а Илья Муромец - нет, служит предметом моих размышлений последний год. Можно конечно завернуть крутую конспирологию, что им не нравится наша высокодуховная культура, ненавидят они православие и все такое... Но я думаю, что дело не в конспирологии.

Размышления привели меня к следующему предположению - главная причина, по которой традиционная русская культура не цепляет западные культургенераторы, - это крайне низкий статус в нашей культуре темы адюльтера.

У меня нет сейчас возможности разворачивать длинное культургенетическое расследование, но по тем или иным причинам (думаю, связанным прежде всего с альбигойским, манихейски-гностическим характером светской средневековой культуры, культуры куртуазной любви) - европейская культура - это культура адюльтера. Социально неприемлемые отношения между мужчиной и женщиной и, прежде всего, супружеская измена (обычно в самом тяжком виде - в виде измены жены мужу) играют в европейском культурном мифе колоссальную роль. Половина, если не больше, классических сюжетов именно об этом - начиная с Тристана и Изольды, Ланселота и Гвиневры, Зигфрида и Брунхильды (изощреннейший по структуре сюжет адюльтера без адюльтера) - в общем главное, что обсуждает европейская средневековая культура - это тема запретной любви, а две трети этой темы - тема измены замужней женщины.

Такое распределение культурных сюжетов - вещь чисто европейская. Во многих других культурах эта тема занимает гораздо меньше места, фигурируя лишь как один из сюжетов, наряду со многими другими - тут и античная культура, и библия, и Ближний и Дальний Восток. Нигде такой абсолютной фиксации на "поиметь чужую жену" - нет. Нигде "куртуазия", то есть вырастающая из адюльтера культура не достигает такой изощренности и всеохватности, не становится главным в культурном коде.

Однако практически во всех культурах эта тема присутствует и занимает примерно столько же места, сколько в жизни - от силы 5-10% от того, что может интересовать людей в своей и чужой жизни. Однако оказавшись в положении оценивающей и рейтингующей культуры, Европа подтянула образы всех иных культур под этот свой образец, то есть именно тема "иопли" связанной с нарушением запрета, стала выноситься на первый план. И чем более успешно это сделано, тем более интересная эта культура европейцу. В любом случае, через сюжет об адюльтере Европа устанавливает связь с оцениваемой культурой, находит точки взаимопроникновения и взаимообогащения.

И вот в сообществе высоких культур, которые европейцы могут оценить и использовать, есть один гадкий утенок - это как раз русская традиционная культура. Несомненно - высокая. Несомненно со своими выдающимися достижениями. Но тема иопли в ней совершенно не раскрыта. Ни в одном из жанров древнерусской литературы, ни в одной из форм придворного обихода, ни даже в народной культуре адюльтер не занял положения даже мало-мальски близкого к тому, которое он занимает в Европе. Напротив, русская культура явно сделала эту тему фигурой умолчания. Совершенно очевидно, что женки блудили и сквернились не меньше, чем у всех остальных. Многочисленные косвенные данные - типа строгих указаний против своден в домострое, говорят об этом достаточно ясно. Но признавать адюльтер культурным сюжетом русская культура категорически и довольно агрессивно отказывается.

 

В русской историографии есть немало ярких, драматичных, жизненных сюжетов. Даже летописцы не сухари и вполне любят передачу сплетен. Но если европейская историография в средневековье - это именно история бесконечных амурных приключений, то именно на сплетни этого рода русские летописцы ставят жесткий фильтр. Даже о фактах о которых нельзя умолчать - происхождение Владимира, его юношеские проделки и т.д., говорится с нарочитой сдержанностью и отстраненностью. Истории о мятежах, о распрях братьев, об отравленных князьях, об изменах и убийцах - пожалуйста. Но постельных сцен ни одной. Точнее во всех летописях есть лишь одна постельная сцена - попытка Рогнеды убить Владимира, но ничего собственно постельного в ней нет. Тут не блудная жена, а напротив, ревнивая жена посягает на блудного мужа. Посягает неудачно. Но и он ее не казнит, усовестившись сына. И тут развязка глубоко "непонятная" с европейской точки зрения.

Каждый раз, когда возникает соблазн навертеть адюльтерную трагедь, русские историки так же старательно уходят от этого, как старательно европейские хронисты смакуют каждую деталь. Например, тема Елены Глинской и Телепни-Оболенского звучит настолько чудовищно глухо, что фактически не стала историографическим фактом, как и многие другие, кстати.

И напротив, тема супружеской верности в русской культуре педалируется где и как можно - плачь Ярославны и месть Ольги, история о Петре и Февронии. Так сказать "антиадюльтер" является в русской культуре важным сюжетом - не столь подавляющим, как адюльтер в европейской, но одним из серьезных и значительных. Интересно, что черта это именно русская. Не "общеправославная", а русская строго этнично и культурно. В византийской культуре соответствующих сюжетов предостаточно и считываются они европейцами весьма активно (в конечном счете, есть и точка смычки Тирант Белый).

Как следствие, глаз европейского культурного менеджера не может прочесть русского культурного кода. Он просто не видит ничего интересного. Какие-то непонятные войны, интриги, борьба, какие-то сюжеты про монахов, дев, осады и битвы -и нигде ни одной постельной сцены и ни одной блудной жены, которая является ключом к сюжету. Следствие - русский культурный код полностью недешифруем и непереводим, поскольку в нем отсутствуют ключевые слова, позволяющие начать его евродешифровку.

Интересно, что когда Петр I решил сломать этот традиционный русский культурный код, то он начал именно с этого. Учредил двор, который являлся не мужским военным союзом (как до того двор московских князей), а именно куртуазной средой, машиной, генерирующей адюльтеры. Уже жена Петра - Екатерина, видимо ему изменяла, а дальше назначила управлять государством своего (а не только петровского) фаворита. Весь XVIII век был в русской истории веком блудных жен и самой отчаянной куртуазии. К XIX веку ситуация абсолютно нормализуется, русская культура начинает производить адьюльтеры с европейской частотой и порождает величайший адьюльтер роман - "Анну Каренину" - и не случайно именно его автор - Толстой занимает высшее место в евротопе среди всех творцов русской культуры. ХХ век - из величайших русских романов только один не является адюльтер-романом (объявляю маленький конкурс - назовите этот роман) - все остальные, хоть "Тихий Дон", хоть "Живаго", хоть "Хождение по мукам", хоть "Белая гвардия" - романы об адьюльтере на фоне революции. Ну и "Мастер и Маргарита" - роман об адьюльтере на фоне "социалистической Москвы". У нас в ХХ веке было четыре нобелевских лауреата в прозе. Бунин - ну все всё поняли. Пастернак - адюльтер-роман. Шолохов - адюльтер роман. Солженицын - ну все всё поняли на другую тему.

 

То есть, по этому показателю, русская культура полностью "нормализовалась" в европейском смысле. И, заметим, нормализовавшись по этому показателю, она сразу же получает высокое европейское признание.

Другое дело, что в ней существует сильная крипто-линия, которая сохраняет традиционный подход, хотя и модернизированный европейским контекстом и приемами. Самый выдающийся пример - "Евгений Онегин". Роман - загадка. Роман - перевертыш. Самое непостижимое произведение в новой русской литературе. Роман, величие которого сразу и безоговорочно понятно любому русскому и которое неуловимо для европейцев, который вынуждены соглашаться с русскими, что Пушкин велик, что Онегин велик, что опера по нему прекрасная. Но мы, так сказать, заставляем их тут верить себе на слово. Что действительно великого в этой истории европеец не врубается. Здесь нужен чисто русский ключ, умение считывать истории о несостоявшемся адюльтере, об "антиадюльтере".

Гений Пушкина в том, что здесь его "Татьяна - русская душою" оказывается выше его самого - отчаянного блудника и выше абсолютного большинства его читателей. Татьяна является камнем преткновения для большинства европеизированных русских и сегодня. То есть мы взращены в адюльтер -культуре, она для нас естественна как воздух, большинство из нас практически не может существовать иначе - увы. Но... то, что Татьяна - это русский идеал, что её отношение к истории с Онегиным и её поступок - тоже идеал (так же, как для Европы - идеал именно Гвиневра или Изольда, или Гретхен и т.д.) для нас абсолютно понятно каким-то шестым чувством - обычно именно вопреки нашей жизненной практике. Но ведь строго говоря, Татьяна поступает так, как поступает, вопреки практике своего века, вопреки собственному воспитанию на романах, вопреки собственному чувству к Онегину. То есть она в какой-то момент берет и ломает европейскую программу, причем ломает легко и непринужденно - никакой "борьбы долга и страсти" в ней не происходит (точнее она не показана Пушкиным, а то, что не показано и не обозначено всерьез писателем, не существует и как литературный факт).

 

В принципе умный европеец может и способен понять, что "антиадюльтер" - это такая шкатулка с секретом русской культурной традиции. Но он вряд ли расценит это как нечто положительное, ну за вычетом небольшой секты фанатов русской духовности". А главное он не поймет, как можно так неинтересно жить (в культурном смысле - в практическом смысле, опять же, внебрачные игры русских отличаются от внебрачных игр европейцев или китайцев крайне незначительно), как можно не делать эту тему предметом культурного любования и смакования. И вестернизация будет расценена как придание традиционной русской культуре интересности, той "соли", которой ей так не хватает на взгляд европейца (а теперь уже и вестернизированного русского).

Такова диагностика, которую кратко можно свести к следующему - имеющая основы в альбигойском гностицизме из которого выросла куртуазная культура средневековья, европейская культура строится вокруг глубоко прописанного "адюльтер-кода". Позитивное восприятие европейцами других культур зависит от насыщенности этих культур элементами этого кода. Если связь есть, то европейцы перерабатывают и популяризуют и эту культуру как один из элементов глобального стиля. Традиционная русская культура в этом смысле находится в зоне практически полной дискоммуникации с европейской, поскольку именно тема адюльтера составляет в ней фигуру культурного умолчания, мало того, в ней заметное место играет тема антиадюльтера, то есть супружеской верности, отказа от сексуальной свободы во имя верности браку или других принципов. Соответственно, традиционная русская культура кажется европейцу неживой, неинтересной, какой-то почти нечеловеческой. Ведь в ней нет ничего "про самое главное". Соответственно оформлять столь чуждую культуру в один из локальных стилей европейцы не будут. Им просто непонятно зачем это и о чем это. С вестернизированной русской культурой, в которой тема адюльтера заняла "приличествующее" для культурной европейской нации место. Правда и в составе этой вестернизированной культуры существует мощная струя традиционного восприятия данной проблематики, нашедшее архетипичное выражение в образе Татьяны Лариной. Однако именно то, что относится к этой традиционной струе и является максимально непонятным для европейских "культурных рейтингов".

Рекомендации менее понятны.

Есть традиционное западническое решение. Не заморачиваться. На традиционную русскую культуру забить, оставив ее как экзотику для внутреннего пользования. Производить неплохо получающуюся у нас еврорусскую культуру, по возможности искореняя из нее непонятную "онегинщину" и "ларинщину". В личной морали сношаться как кто с кем хочет и завести для полноты картины гей-парады.

Можно, впрочем, вложиться в пиар и попытаться - осознавая проблему - донести до запада красоту русской души и подать русское решение как "одну из форм решения проблемы адьюльтера". То есть сказать, что мол мы только об этом в тайне и думаем, но в силу специфического русского мазохизма (али еще чего) решаем эту проблему таким вот альтернативно анальным способом. Мол полюбите нас как таких экзотов и воспринимайте через это стекло. Технологично и реализуемо, хотя порядком гадковато.

Можно вообще забить на тему европейского признания и попытаться повернуться к Европе задом (опасный жест, впрочем). Жить самим и для себя. Проблема в том, что русская культура уже несет в себе слишком большую заразу-спору-отраву-симбионт европейской культуры. Отказаться от наследия XIX-XX - почти столь же болезненно, как отказаться от наследия X-XVII. Не невозможно. Но мучительно. И не факт, что мучительно с пользой.

Есть еще, впрочем, вариант сменить рейтинг и рейтингующего. Судью на мыло. Но он, в каком-то смысле, самый сложный. Сложнее только - заинтересовать европейцев традиционной русской культурой не приспосабливая её восприятие и не подкручивая колесиков.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив