О смерти Брежнева

   23 марта 1982 года Брежнев находился в Узбекистане. В этот день была запланирована поездка на завод, производивший космические корабли «Буран». Но утром решили, что Брежнев туда не поедет и охрану на заводе сняли. Но потом Брежнев сказал: «Время до обеда есть. Мы обещали посетить завод. Люди готовились к встрече, ждут нас. Нехорошо...» Первый секретарь ЦК компартии Узбекистана Рашидов немедленно согласился: «Конечно, Леонид Ильич».
   Московская группа из 9-го управления КГБ успела приехать на митинг, местные спецслужбы задержались. Когда Брежнев появился в огромном сборочном цехе предприятия, там было море людей. Чтобы увидеть Брежнева рабочие карабкались по лесам вокруг строящихся самолетов. Малочисленная охрана не смогла сдержать толпу. Люди хлынули на специально сооруженный для встречи деревянный помост. Его конструкции не выдержали и рухнули. Никто не погиб, но пострадали и Брежнев, и Рашидов, и охранники. В больницу Брежнев ехать не захотел. Его отвезли в резиденцию, уложили, сделали рентгеновское обследование и обнаружили, что сломана правая ключица.
   Брежнев сразу попросил соединить его с Андроповым и сказал тому: «Юра, тут со мной на заводе несчастье случилось. Только я тебя прошу, ты там никому голову не руби. Не наказывай. Виноват я сам. Поехал без предупреждения, хотя меня отговаривали».
   Ключица у него так и не срослась, и вообще после Ташкента Брежнев стал быстро угасать. В сентябре 1982–го он приехал в Баку вручать республике орден Ленина. Телевидение в прямом эфире транслировало выступление Леонида Ильича на торжественном заседании. Брежнев говорил невнятно, но зрители уловили, что вместо «Азербайджан» он произносит «Афганистан». Наконец он сам почувствовал, что происходит что-то неладное, замолчал, потом громко сказал: «Это не моя вина... Придется читать сначала». Оказалось, ему дали выступление, приготовленное совсем для другой встречи. Помощники срочно принесли и положили перед Брежневым другую речь. Телевизионные камеры в этот момент показывали зал, который бешено аплодировал...

   Однако в остальном год прошел в более-менее штатном режиме, и даже день 9 ноября был проведен Брежневым в рабочем кабинете. Утром 10 ноября, как обычно, ровно без двух минут девять офицеры охраны покинули служебное помещение и вошли в госдачу «Заречье-6». На первом этаже в столовой завтракала Виктория Петровна (у нее был диабет и она вставала раньше) и поприветствовав ее, офицеры поднялись в спальню.
   Здесь один из них сразу направился к окну, с шумом отдернул штору. Брежнев не пошевелился. Тогда другой легко потрогал его за предплечье: пора вставать. Никакой реакции. После повторных, более энергичных попыток разбудить генсека, потрясенная охрана позвонит академику Чазову, начальнику 4-го Управления Минздрава: «Леониду Ильичу срочно нужна реанимация!» Когда Чазов приехал, обогнав карету скорой помощи, то увидел, что Брежнев скончался уже несколько часов назад.

   Подписанное светилами здравоохранения заключение о причинах смерти генсека будет содержать чуть ли не всю медицинскую энциклопедию: «Медицинское заключение о болезни и причине смерти определяет, что Брежнев Л. И. страдал атеросклерозом аорты с развитием аневризма ее брюшного отдела, стенозирующим атеросклерозом коронарных артерий, ишемической болезнью сердца с нарушением ритма, рубцовыми изменениями миокарда после перенесенных инфарктов. Между восемью и девятью часами 10 ноября 1982 года произошла внезапная остановка сердца. При патологоанатомическом исследовании диагноз полностью подтвердился»

   11 ноября где-то в полдень у нас в школе вдруг прекратили все уроки и всех собрали в актовом зале, где включили радио и дали прослушать сообщение о смерти Брежнева. Сообщалось, также, что советское руководство создало комиссию для организации похорон Брежнева под председательством Юрия Владимировича Андропова (имеющий уши мог догадаться: это означало, что Андропов и будет следующим генсеком). После этого уроков уже не было – нас распустили по домам, объявив о четырех траурных днях с выходным в день похорон. Все эти дни на советском радио звучала минорная музыка, а каналы телевидения транслировали симфоническую музыку и «Лебединое озеро». Не верилось: Брежнев казался вечным – сколько я помнил себя, столько я помнил и его во главе государства. В основном все молчали – ни иронии, ни насмешек, которые в открытую высказывались при жизни Брежнева, – я что-то не слышал. Надежд на какие-то изменения в стране – тоже. Отец все вечера не отходил от радиоприемника, слушая «вражьи голоса».