^{Марина Токарева и Ольга Тимофеева. Фото: Алексей Комаров / «Новая газета»}

Действующие лица: Олег Табаков и Земфира

Реквизит: флаг Украины на концерте Земфиры в Тбилиси; телефон Табакова

Сюжет: певица махнула флагом; артист и худрук МХТ высказался о черных списках кинофильмов

Форма: словесное высказывание, высказывание без слов

Статисты: корреспонденты РЕН ТВ, предкомитета ГД по международным делам Пушков, комментаторы в Сети

Сквозное действие: попытка понять

Марина Токарева: Я когда увидела заголовок «Прощание с Олегом Табаковым», чашку уронила. Оказалось, это всего лишь кто-то прощается со своими иллюзиями по его поводу.

Ольга Тимофеева: А что такого ужасного он сказал?! Если не зацикливаться на неряшливой формулировке — очевидную вещь. Люди, которые составляют черные списки фильмов, явно не светочи ума, или их ум затуманен борьбой. К их борьбе отношусь с пониманием, но история показала, что подобные методы не ведут к победе. Употребленное Табаковым слово «убогие» явно относится к составителям списков, а не ко всему украинскому народу, как хочется представить тем, кто на него с жаром накинулся.

М.Т.: Но, согласись, Олег Павлович высказался очень странно. В любом другом пространстве, кроме дикой российской степи, подобная «искренность» поставила бы крест на репутации публичного человека.

О.Т.: А не мы ли недавно так смеялись над чрезмерностью американской политкорректности? Теперь любой может прочувствовать недостаток ее на своей шкуре. Высказываясь, теперь каждый должен иметь в виду сообщество, которое не спустит ни одной ошибки, ни одной оговорки.

М.Т.: Но он пустился в сравнение одной национальности с другой! Известный тест Рассела на расизм.

О.Т.: А я думаю, что это неаккуратный ответ человека, избалованного любовью прессы и публики, хотя звучит действительно плохо.

М.Т.: А может, дело в том, что Табаков в последнее время выдержал много массированных атак? Хулиганы на сцене, свиная голова на пороге, никакой общественной защиты — все это, по мнению наблюдателей, похоже на «черную метку». Возможно, Олег Павлович решил «исправиться», восстановить баланс… А еще — привычка к парадоксам, которые раньше принимались за чудачества большого человека.

О.Т.: Но отнимать право считать русских писателей писателями первого ряда — это ли не преувеличение? Понимаю украинцев, которые выстраивают свою иерархию, но мы-то чего так всполошились?

М.Т.: Будто услышали команду «фас». И тут же кинулись. На Табакова, на Макаревича, на Земфиру. Как уголовники в лагерях кидались на жертву и затаптывали ногами, без всякого оружия, силой массы. Этот инстинкт — кинуться и затоптать — основной сейчас.

О.Т.: При этом стоит крик о ценности каждой отдельной личности. Хрупкая Земфира просто сделала единственное, что можно в этой ситуации: выбрала не столько политику, сколько дружественность. И она может сломаться даже не оттого, что ей концерты отменят, а не выдержав этого облучения ненавистью из-за вежливого по сути жеста — махнула флагом братского народа, с которым мы не находимся в состоянии войны. Чего тогда стоит народная любовь?

М.Т.: Ну, 86 процентов народной любви задействовано в другом месте, и мы это место знаем. О чем тут говорить?

О.Т.: Мы же говорим не о любви, а о ненависти, захлестнувшей общество, которая разрушает и его, и каждого человека. Знаешь, есть такие притравочные станции, где натаскивают собак для охоты. Эта притравочная станция становится моделью нашей жизни.

М.Т.: Да, прежние десятиминутки ненависти быстро расширяются до суток. Только что на юбилее Камбуровой показывали финал «Рабы любви», где ее голос звучит в саундтреке. Когда видишь лицо Елены Соловей, которую настигают всадники, и понятно, что через минуту эта дива с глазами Веры Холодной будет лежать изрубленной в овраге, и слышишь, как она говорит «Господа, вы звери», думаешь: фраза ж актуальна! Почему люди из эпохи в эпоху остаются так гигроскопичны к ненависти, почему так охотно впитывают ее?

О.Т.: А Табакову через месяц 80. Чтобы так кидаться на человека, достоинства которого в сотни раз перевешивают пусть некрасивое высказывание, надо быть совсем без памяти, точнее, считать, что история каждый день пишется с чистого листа.

М.Т.: Ты о чем?! У нас президент только что подписал закон о праве на забвение!..

О.Т.: Если говорить о пользе подобных скандалов, то можно сказать, что они приучают людей точно формулировать свои мысли. И быть осторожнее в словах.

М.Т.: Куда уж осторожнее? Все публичные люди, особенно чиновники, сегодня весьма осмотрительны в своих высказываниях. Эти персонажи теперь и вовсе сольются с ландшафтом. Это рокеры — всегда протестные по определению…

О.Т.: Да, скажем, Шевчук этим отличался всегда, и, кстати, он сильнее других пострадал от своей гражданской позиции. Он собирает стадионы…

М.Т.: Макаревич их тоже собирает.

О.Т.: Конечно. Но у Шевчука дорогостоящее шоу, ему надо окупать затраты, а его концерты отменяют даже не по приказу сверху, а потому что уже боятся на местах.

Читайте также:

Артемий ТРОИЦКИЙ — О Земфире в Тбилиси и нападении «православных» на концерт «Серебряного дождя»

М.Т.: Случай Земфиры особо странный еще и потому, что человек просто сделал жест. Кстати, понятие жеста ввел Брехт в середине 30-х, и с тех пор жест бывал манифестом, типом поведения, выбором…

О.Т.: Необходимость выбора снова вошла в нашу жизнь. Долгое время мы выбирали туфли, друзей, маршруты поездок, а теперь опять вынуждены — гражданскую позицию, прости за пафос.

М.Т.: Вчера у «фоменок» разговаривала с Шендеровичем. Он медленно, но неуклонно становится изгоем. Написал пять пьес, три из них я прочла и уверена, они годятся для любой ищущей актуальности сцены. Но режиссеры от него бегают, залов ему не дают, никуда не приглашают.

О.Т.: У всех бывает какая-то развилка. Когда Шендерович был отлучен от большого телевидения и большой прессы, он свой выбор сделал. Одна дорожка была ложиться под власть, он по ней не пошел. Вторая — идти против власти; и если бы он ее не выбрал, у него не осталось бы вообще никакой аудитории.

М.Т.: В сказках дорожек всегда было три…

О.Т.: Да, Гребенщиков! Вот линия поведения, которая кажется извилистой, но на самом деле она довольно прямая. В какой-то момент казалось, что он идет параллельным курсом с гражданским обществом. Пока не случилась Украина. Он, не сообщая ни городам, ни весям, едет в Киев, дает там один концерт, другой, тем самым выражая свое отношение к этому конфликту. Для него главное не политика, а человеческое поведение.

М.Т.: Но как поменялся ракурс восприятия! Мы раньше воспринимали в основном результаты творчества. Фильм, песня, спектакль. Сейчас важно, как люди поступают. И жест Земфиры в этом смысле знаковый. Сделал жест — перешел в другую касту.

О.Т.: Государство в лице знатного председателя Комитета ГД по международным делам Пушкова испугалось единого жеста слабой женщины. Это что ж за государство такое?! Где же его уверенность в народной любви, если оно готово засунуть в черный список любого, кто не бьет поклоны?

М.Т.: А у нас сейчас все время составляются списки людей, которые подписали это, подписали то. Это явление. Новая инквизиция. Взять хотя бы свежий случай, когда учитель в Челябинске дал учебное задание — написать донос. Из всего класса отказался один мальчик. Все эти списки, доносы, натравливание формируют контекст нового средневековья. Дело — за кострами.

О.Т.: Но уже сжигаются репутации! И не только репутации. Здоровье, жизни.

М.Т.: Злоба из публики, когда соединяется с агрессией, исходящей от власти, создает вольтову дугу, которая может испепелить любого. Люди ведут себя так, будто стоят с вязанками хвороста и сейчас начнут их подбрасывать в огонь. Будто не ХХI век.

О.Т.: И все же страсти вокруг Украины показывают, что мы по-настоящему близкие и родные люди. Чужие не вызывают таких бурных чувств. Ужас этой ситуации в том, что разрушаются по-настоящему важные отношения. И властям никогда не простится, что они втянули в это так много народу. Самое странное, что люди, злобно высказывающиеся, уверены: они делают общество чище и нравственнее.

М.Т.: Как иногда хочется, чтобы все последовали завету великого Шевченко — «на всех языках все мовчит»…

Ольга Тимофеева

Редактор отдела, член редколлегии

Марина Токарева

обозреватель «Новой»