Судьба княгини Веры Долгорукой

taxfree — 16.09.2019 Теги: Лобанов
Меня всегда интересовали люди, которые оказались способны предвидеть события в Российской империи начала 20го века, крах династии Романовых и сделать заранее правильные выводы. Некоторые их них успели вывести все свои активы и состояния, оставив после себя только особняки, большей частью проданные по хорошим ценам на пике цикла истории.
Я уже как то упоминал такого человека, Сергея Павловича фон Дервиз, чей дом на Английской набережной в Петербурге является сейчас дворцом бракосочетаний. После 1905 года он сделал првильные выводы и начал распродавать недвижимость и свой бизнес, постепенно выводя все в Западную Европу. В 1908 году уехала во Францию его жена с сыном; а сам фон Дервиз, распродав свои имения и особняки, уехал следом. Жил на вилле Медитерран в Каннах. Избежал счастливо всех перепитий второй революции, военного коммунизма, раскулачивания и прочего. Ничего не потерял из своего состояния.
Как таким как он удалось предвидеть будущее? Ведь после 1905 года был еще 1913 год - год наибольшого расцвета экономической мощи империи. Наверняка ему некоторые друзья неоднократно говорили, мол зачем ты уехал, смотри как крепнет царская Россия? Что он думал в этот момент? Мы наверное никогда не узнаем.
Сегодня рассказ еще об одном таком человеке, княгине Вере Николаевне Долгорукой, по мужу Лобановой-Ростовской

Княгиня родилась в 1836 году и к времени первой русской революции ей было почти 69 лет.
Гибель великого князя Сергея Александровича Романова, пятого сына Александра II бывшего московским генерал губернатором, взорванного в своей карете членом «Боевой организации партии социалистов-революционеров» Иваном Каляевым 4 февраля 1905 в Москве, глубоко потрясла княгиню. Она восприняла его жестокое убийство как знамение грядущей революции. И решила укрыться от ее ужасов в любимой Франции. Обустраивалась в ней с давних пор. Сначала вилла на Лазурном берегу в Ментоне. Затем особняк в Париже «Beausejour Ranelagh»

В эти годы она много странствовала по Европе, следуя повсюду за своим кумиром– прославленным в то время тенором Дмитрием Смирновым. Меценатствовала ему. И даже посоветовала Сергею Дягилеву взять его к себе в труппу. В мае 1907 на первом представлении дягилевских «Русских исторических концертов» в «Grand Opera» Смирнов триумфально исполнил партию Баяна в 1-м действии «Руслана и Людмилы», а также партию Шуйского во 2-м действии «Бориса Годунова».
Княгиня возвратилась в Россию в 1913 г. лишь для того, чтобы продать свой московский дом. Получив за него солидный куш, приобрела еще одну виллу в Вивей под Лозанной. И транжирила деньги на драгоценности. Это была всепоглощающая страсть. «Она покупала их неутомимо и везде», – заметил в мемории о княгине ее свояк граф Георг Берг. Однако сама она считала, это выгодным вложением: «Я не проматываю средства, напротив, сколачиваю второе состояние». Публично выставляла его напоказ – на светских раутах, перед гостями. «Один раз мне пришлось видеть эту меценатку в ложе Большого театра – это была немолодая, сверкающая бриллиантами женщина в открытом платье и рыжем парике», – вспоминала о ней Т.А. Аксакова.


На фото Украшения из каталога «Собрание драгоценностей и часов княгини Веры Николаевны Лобановой–Ростовской» для аукциона 1920 г. в Лозанне, проведенного Аукционным домом Кристи

В знаменитой коллекции Лобановой-Ростовской были и украшения светлейшей княгини Е.М. Юрьевской (рожденной Долгоруковой), подаренные ей супругом Александром II. После его гибели вдова с тремя детьми жила в Ницце на собственной вилле «Жорж». В предвоенные годы она, как говорили, бедствовала. Продала виллу на Лазурном берегу. И даже изрядную долю своих драгоценностей – близкой подруге и кузине «десятой воды на киселе» Вере Николаевне.


Однако перлом сокровища кн. Лобановой-Однако перлом сокровища кн. Лобановой-
Ростовской считали трехрядное ожерелье
розового жемчуга из 171 зерен весом в 2000 гран с фермуаром в виде крупного, прихотливой расцветки, бриллианта в розетке из 8 белых бриллиантов поменьше. Некогда оно принадлежало великой княгине Марии Николаевне – подарок отца Николая I по случаю ее свадьбы в 1839 с герцогом Максимилианом Лейхтенбергским.



С началом войны княгиня присмирела. Осела в Вивей, на своей вилле. Ударилась в милосердие. Она и прежде занималась благотворительностью. Но скорее для славы. Так пустячки для нуждающихся, капля в море от ее огромного состояния. Когда благодеяние не от сердца, оно нередко приносит несчастье одариваемому. Подобное случилось с крестником княгини Николенькой Штером, которому она завещала небольшую сумму. Этот счет в швейцарском банке обернулся бедами для всей семьи Штеров–Аксаковых. Отец наследника Н.П. Штер 17 сентября 1931 г. был арестован во Владимире и за связь с «контрреволюционными элементами» приговорен к расстрелу.


В последнее время Вера Николаевна никуда не выезжала. Грустила. Ее часто заставали с застывшим взглядом. Вперенным в некую незримую даль. Словно вглядывалась в то, что далеко-далеко. За горами, за долами. На Собачьей площадке в центре матушки Москвы – чудесный парк с развесистыми соснами, ее уютный московский дом. Роскошный особняк купца на его месте наполнял ее горечью и унынием. От этого, как говаривали, княгиня очень скоро – в конце 1914 – и умерла: сердце не выдержало. Похоронили ее на кладбище Гран-Жас в Каннах. С этим угрюмым, вгоняющим в трепет взглядом из-под складок погребального савана она и изображена на надгробии: словно вышла из могилы, присела на краешек плиты и сейчас двинется в путь.


В 1913 сибирский промышленник и банкир Н.А. Второв покупает у княгини В.Н. Лобановой-Ростовской (Никита Дмитриевич приходится ей правнучатым племянником) часть ее усадьбы, что на знаменитой арбатской «Собачьей площадке», – старый, заколоченный в последние годы дом вместе с кусочком ее знаменитого парка. Архитекторы В. Д. Адамович и В. М. Маят выстраивают «российскому Моргану», как называли Второва, – особняк всей Москве на диво! – роскошный, в неоклассическом стиле: колонны, портики, фризы.


Долго пожить в роскошной усадьбе ему не удалось. Банкир Второв при загадочных обстоятельствах был найден мертвым в этом особняке в 1918 году. То ли убийство, то ли самоубийство – загадочные обстоятельства его смерти остались невыясненными. В 1918—1933 в особняке размещались учреждения и квартиры, в том числе жил народный комиссар иностранных дел Георгий Чичерин, позже — его заместитель. А в 1933 году реквизированный особняк был сдан в аренду дипломатической миссии США и стал знаменитым Спасо-Хаус в Москве.



Первым американским послом в Спасо-Хаусе стал Уильям Буллит. Весной 1935 г. он устроил в своей резиденции фантастический бал: 500 приглашенных! – «все, кто имел значение в Москве, кроме Сталина».
«Гости собрались в полночь. Танцевали в зале с колоннами, с хор светили разноцветные прожектора. За сеткой порхали птицы. В углах столовой были выгоны с козлятами, овцами и медвежатами. По стенам — клетки с петухами. В три часа утра петухи запели. Стиль рюсс», – описывала этот прием жена Михаила Булгакова Елена Сергеевна.
Большой поклонник Булгакова, Буллит послал ему с женой приглашение на прием. «На визитной карточке посла было приписано: «фрак или чёрный пиджак». Миша мучился, что эта приписка только для него. И я очень старалась за короткое время «создать» фрак. Однако портной не смог найти нужный чёрный шёлк для отделки, и пришлось идти в костюме».


Напрасно тушевался Михаил Афанасьевич – большевистские вожди тоже пришли без фраков: Бухарин в старомодном сюртуке, Радек в туристском костюме, Бубнов в защитной форме.

Еще одна пикантная деталь фантасмагории в Спасо-Хаусе: «Известный своим остроумием Радек обнаружил медвежонка, лежавшего на спине с бутылкой молока в лапах, и надел медвежачью соску на бутылку с шампанским. Медвежонок сделал несколько глотков шампанского, прежде чем обнаружил подмену. Злокозненный Радек тем временем исчез, а случившийся поблизости маршал Егоров взял на руки плачущего мишку, чтобы его успокоить. Пока маршал качал медвежонка, того обильно вырвало на его орденоносный мундир. Полдюжины официантов суетились вокруг маршала, пытаясь очистить его мундир, а тот орал: «Передайте вашему послу, что советские генералы не привыкли, чтобы с ними обращались, как с клоунами». Очень многие приглашенные советские официальные лица еще не знали, что вскоре сгинут без следа в сталинском ГУЛАГе


Бал закончился в 9 утра лезгинкой, которую Тухачевский лихо станцевал с балериной Ольгой Лепешинской, частой гостьей Билла Буллита и, как судачили, его возлюбленной. Хотя сам он не сомневался, что знаменитая балерина – осведомитель НКВД.
Вся эта феерия ошеломила Булгакова. Запала в душу. Стала аллюзией «Весеннего бала полнолуния» в «Мастере и Маргарите»: «Для полуопального литератора, каковым был Булгаков, приём в американском посольстве – событие почти невероятное, сравнимое с балом у Сатаны. Советская наглядная пропаганда тех лет часто изображала «американский империализм» в облике дьявола».


В 1990-е годы здание Спасо Хаус стало предметом долгого спора между МИД России и Госдепартаментом в связи с условиями аренды по договору 1985 года, который предусматривал годовую арендную плату в размере 72 500 инвалютных рублей (тогда 90 000 долларов США), что в 2001 году составляло 3 (три) доллара США. В 2004 году стороны заключили новый договор аренды на 49 лет; сумма арендной платы не раскрывалась

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив